Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены - Страница 40

К оглавлению

Я вызвал здесь и переполох, и смуту, и беду…
Я не думал… Я думал встретить Микель-Анджело.

Распорядитель

Ах, здесь посвежело!

(Пожимая руку Рафаэлю)

Ах, я не могу! Я не могу! Здесь путаница вышла.
Во всём вините, пожалуйста, слугу.
Я убегу (убегает).

Слуга

Ишь, куда повертывает Маковский дышло…

Кто-то

О, «Рафаэль» вино и Рафаэль живой! О прибаутка ведем!
Ну, что же, ты ошибся: домой, в путь обратный едем.

Рафаэль и незнакомец уходят.

Рыжий поэт

Я мечте кричу: пари же,
Предлагая чайку Шенье,
(Казненному в тот страшный год в Париже),
Когда глаза прочли: «чай, кушанье».
Подымаясь по лестнице
К прелестнице,
Говорю: пусть теснится
Звезда в реснице.
О Тютчев туч! какой загадке,
Плывешь один вверху, внемля?
Какой таинственной погадка
Тебе совы, моя земля?

Слуга

Одни поют, одни поют,
И все снуют, и все снуют,
Пока дают живой уют.

Зрители проходят и уходят. Маркиза Дэзес и Спутник в боковой горнице.

Маркиза Дэзес

То отрок плыл, смеясь черными глазами,
И ветки черные усов сливались с звездными лозами.
Я, звездный мир зная над собой, была права,
И люди были мне, березке, как болотная трава.
Неслышна ли ночь, незрима топь,
Но что это? Переживаем ли мы вновь таинственный потоп?
Почувствуй, как жизнь отсутствует, где-то ночуя,
И как кто-то другой воскликнул: так хочу я!
Люди стоят застыло, в разных ростах, и улыбаясь.
Но почему улыбка с скромностью ученицы готова ответить: я из камня и голубая-с.
Но почему так беспощадно и без надежды
Упали с вдруг оснегизненных тел одежды!
Сердце, которому были доступны все чувства длины,
Вдруг стало ком безумной глины!
Смеясь, урча и гогоча,
Тварь восстает на богача.
Под тенью незримой Пугача
Они рабов зажгли мятеж.
И кто их жертвы? Мы, те же люди, те ж!
Синие и красно-зеленые куры
Сходят со шляп и клюют изделье немчуры,
Червонные заплаты зубов,
Стоящих, как выходцы гробов.
Вон, скаля зубы и перегоняя, скачет горностаев снежная чета,
Покинув плечи, и ярко-сини кочета.
Там колосится пышным снопом рожь,
И люди толпы передают ей дрожь.
Щегленок вьет гнездо в чьем-то изумленном рту,
И всё перешло какую-то таинственную черту.
Лапки ставя вместе, особо ль,
Там скачет чей-то соболь.
И козочки ступают осторожно по полу,
Глазом блестя, оставив живопись,
А сова, раньше мел, – над ними крыльями хлопала.
О спутник мой, крепись!
Щегленок – сын булавки!
И всё приняло вид могильной лавки!
Там в живой и синий лен
Распались женщин кружева.
И взгляд стыдливо просветлен
Той, которая, внизу камень, взором жива.
От каждой шеи, от каждой выи
Вспорхнули тени. Зачем живые?
Все стали камнями какого-то сада,
И звери бродят скучные среди них – какая досада!
В ее глазах и стыд и нега,
И отсвет бледный от другого брега.
Ей милостью оставлен легкий ток,
Полузаслоняя вид нагот.
Взор обращен к жестокому Судье.
Там полубоязливо стонут: Бог,
Там шепчут тихо: Гот,
Там стонут кратко: Дье!
Это налево. А направо люди со всем пылом отдались веселью,
Не заметив сил страшных новоселья.

Спутник

Бежим! Бежим отсюда, о госпожа!

Маркиза Дэзес

Но что это? Ты весь дрожишь? Ты весь дрожа?
Но спрашивать не буду. Куда же мы идем, мой «мой»?

Спутник

В божество, божество, спасающее глаз тьмой!
Мои имения мне принесут земную мощь!
В «вчера» мы будем знать улыбку тещ.
Но нет! не скучно ли быть рабом покорным суток.
Нет, этот путь, как глаз раба печальный, жуток!
Убийца всех, я в сердце миру нож свой всуну!
Божество. Стать божеством. Завидовать Перуну.
Я новый смысл вонзаю в «смерьте».
Повелевая облаками, кидать на землю белый гром…
Законы природы, зубы вражды ощерьте!
Либо несите камни для моих хором.
Собою небо, зори полни я,
Узнать, как из руки дрожит и рвется молния.

Маркиза Дэзес

Успокойся, безумец, успокойся!

Спутник

Сокройся, неутешная, сокройся!
Твоя печаль и ты, но что ты рядом с роком значишь?

Маркиза Дэзес (закрыв лицо)

Но ты весь дрожишь? Ты плачешь?

Спутник

Так! Я плачу. Чертоги скрылись, волшебные с утра,
Развеяли ветра.
Над бездною стою. Голос не умолкший смерти.
Не «ять» и «е», а «е» и «и»! Кого – себя? Себя для смерти
Себя, взиравшего! о верьте, мне поверьте!

Маркиза Дэзес

Ты сумей, друг. Бежим, бежим!
Разве не ужасен этот ножа молчания нажим
К стеклу внимающего духа,
Кого, как нетопыря, растянуто ухо.
Слышишь, как умолкло странно всё вокруг и, в тишине внезапной нарастая,
Бежим, – сейчас войдут к нам горностаи.
И заструятся змейки узких тел.
Но что это? Чей меч иль бич в ночи свистел?
О бежим, бежим! Ты не можешь? Повсюду дышит новый зверь.
Я не Дэзес. Я русская, я русская, поверь!