Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены - Страница 18

Тучной складкою жирели
Купцов шеи без стыда,
А купчих без ожерелий
Не видать бы никогда,
Были сложены обедни.
А где Бог бедных?
Кто бы рабочим
Утром дал бы передник
И сказал «носи»?
Друг бедноты на небеси.
И утром принес бы стакан молока?
Наш Бог в кулаке,
Наша вера кулака!
А наша рабочая темь
Стоит, дрожа.
Виновата тем, –
В кулаке нет ножа.
Ладонь без ножа.
Хлынем, братушки, хлынем
Войском нищим.
Вынем, братушки, вынем
Нож в голенище.
Ярославль! Ты корову
На крышу поставил!
Рязань! Ты телят молодцом
Режешь огурцом.
Волга!
Все за дворцом.
Берем божбой,
Святой разбой!

10

Гож нож!
Раскаты грома.
Нож гож,
Пылай, хоромы.

11

Великий князь

О, роковой напев судьбы!
Как солнце окровавило закатом
Ночные стекла тех дворцов…
А все же стекла голубы!
Не так ли я, воспетый катом,
Железным голосом секиры
Вдруг окровавлю жажду шири?

<12>

Рыжие усики.
– Что, барышня, трусите?
Гноя знак.
– Что, барышня, боязно?

1921–1922

Драмы

Таинство дальних

Жрец. Омойте, омойте радостными взорами стоящую перед вами – ту, которая и малым движением ног не хочет скрывать от вас достояния вашего. Те же, кто не в силах перенести мысли о близком наступающем, пусть бросятся на мечи или найдут сладкую смерть в ропщущих волнах.

Многие без стона бросаются на мечи, другие тонут в волнах.

Так, дети мои. Слышу стук многих мечей и всплеск многих волн. Утешено несказанно мое старческое сердце. Нет, не умерла еще молодость! Нет, жива еще молодость!

Жрица. Когда солнце склонится к закату и на одну треть приблизится к морю, я воссяду на этот камень, и пусть приблизятся ко мне все, ищущие утешения, и для каждого я найду слова утешающие и сладкие.

Все юноши. Мы волим это! Мы волим это!

1-ый юноша. Дождусь ли сладостного мгновенья? Нет силы ждать!

Падает, закалываясь, на меч.

Вереница юношей (выступающих вперед). Мы, вспоенные и вскормленные твоими лучами, Солнце, заклинаем тебя: ускорь свой бег! приблизь радостный, всем желанный миг, когда на одну треть приблизишься к морю. Солнце! Солнце!

И с высоких скал падаем в море, умоляя тебя: Солнце! Солнце! ускорь свой бег!

Падают.

Жрица. Как хорошо… плещут волны и смертью дышат людские речи и людские поступки… Как юношественно движение этих…

Еще один закалывается: «нет силы ждать!» Как капли зачинающегося дождя, там и здесь падают юноши. Новая вереница заклинающих солнце.

Прислужница. Скажи же, вымолви покоряющее слово – не то все они кончат самоубийством, влекомые к тому твоим присутствием, и не будет нам более верных и неизменных любовников.

Жрица. Да, да, дети мои, кончайте забаву; ведь близок вечер, да и празднество будет отравлено видом слишком большого числа умирающих – то носящихся на волнах, то лежащих неподвижно на земле, точно напоминая о чем-то забытом.

В венках из прибрежных деревьев, в белых одеждах подходят к Жрецу новые толпы юношей.

Жрец. Вы, юноши! Дальние и ближние! Несметной толпой стоящие на берегу моря, сегодня более прекрасного, чем когда-либо. Омойте умиленными взорами стоящую перед вами, омойте ласковыми взглядами всю, с ног до головы, до последней морщины, до последнего сладкого изгиба. Омойте в священнодейственном порыве всю с ног до головы стоящую перед вами, не склоняющую и намало колен, чтобы скрыть хотя бы немногое от вас. Омойте, омойте!

Более же всего обратите внимание на эти ноги, давшие вино и хмель жизни столь многим! на эти бедра, бывшие и смертной плахой для столь многих полудетских станов, – из коих наготе одного священствует кружево, связанное нежнейшими из сестер ваших.

Гонец. Царица! Отврати на миг грозную красоту свою! Он, который спал столько веков, проснулся! Как семя юноши, не знающее преград, течет его струение. Зеленые деревья, напрасно убегающие от его огненных хлябей, рыбаки с сетями и пахари с волами, всё вспыхивает, как комки серы, попав на его пути. Беги! Беги! Есть путь, есть тропинка над безднами! Беги, о дарующая жизнь!

Падает мертвым. Двое или трое безбородых, схватив плащи, убегают, давая увидеть клочья седых волос. Но несколько юношей, преградив путь, выхватив мечи, оставляют их на месте убитыми.

Все. Что это? Празднество – стремление к богу – нарушает дикая бессмысленная природа! Где же разум? где справедливость? Или ты, может быть, царица, разрешишь наше затруднение? Нам же жизнь не сладка…

Жрица. Дети, не изменить ли нам порядок празднества? Шествуемте все вместе и, когда увидим огненное бегущее, я взойду на высокий и вполне безопасный холм, и всякий, кто добежит до огненного чудовища и взойдет на холм, неся доказательством испепеленную руку, будет принят мной в сладостные и огненные объятия.

Но кроме того, сзади нас есть тропинка – и!., кто хочет –?

Юноши. Мы волим это… о!., волим!

В восторге, сплетаясь в венки, уходят.

Несколько мужей. Мы же, приняв заранее освобождающей влаги из камней имеющихся у нас перстней, встанем здесь с мечами, чтобы преградить дорогу безбородым, если б они случайно оказались среди нас.

Прислужница (на холме, у Жрицы). Как хороши! Багряные, освещая всё и делая всё темным вокруг себя, бегут ручьи, а навстречу им бегут развевающиеся алые, голубые и белые плащи юношей. Как сверкают их ноги! голые плечи, кудрявые нежные затылки! Как крылья, их плащи! Два ручья. Кто прекрасней?